Глава 9: Природа пути к освобождению.

Доха: Шив упай карте пратхам, каран мангалруп.

Видхан винашак сукхкаран, намау шуддх шивбхуп.

Направляя свои усилия к освобождению, я в первую очередь поклоняюсь чистой душе – царю свободы, причине счастья и разрушителю препятствий.

А теперь мы обсудим природу пути к освобождению. Ранее мы уже рассмотрели характеристики всего того, что препятствует оному – ложной веры и прочих [из трёх], а посему, приняв это как причину страдания, поняв как страдание, признав достойным оставления, отрекитесь же от таковых. Далее мы коснулись также и природы наставлений, а посему, зная оную [во всех деталях], теперь вы в состоянии понять смысл проповедей должным образом. Ну а теперь мы перейдём к рассмотрению того, что составляет саму природу пути к освобождению – правильной веры и прочих [из трёх], ибо единственное благо души заключается в освобождении; достижение последнего – единственная задача души, а посему далее будут даны соответствующие наставления.

Итак, сказано, что лишь освобождение и ничто иное может быть подлинным благом души. Но как же обрести уверенность в этом? Вот это мы и обсудим далее.

Душа, как известно, характеризуется разнообразными качествами и их модификациями, однако какими бы ни были они, душа не терпит от этого никакого вреда и не получает никакой пользы, ибо причинами последних могут быть лишь страдание и счастье. Никаких доводов и примеров здесь не требуется, поскольку всё это самоочевидно.

Какое существо, живущее на земле, ни возьми, единственная его цель будет заключаться в устранении страдания и достижении счастья, и вся та многообразная деятельность, которую они предпринимают, все те усилия, которые они прилагают, в конечном счёте направлены на достижение той единственной заветной цели, и никакого другого мотива в основе их жизнедеятельности нет и быть не может. Так, если они понимают, что такие-то причины приносят страдание, то прилагают усилия к устранению оных, а если видят, что такие-то причины приносят счастье, то, соответственно, начинают принимать меры к достижению последнего.

Вообще, с душой происходит немало трансформаций, связанных с её сжатием и расширением или соединением с разнообразными чужеродными субстанциями, однако если ей заранее известно, что таковые не служат причинами её счастья и страдания, то, соответственно, никаких усилий по их созданию или, наоборот, устранению, она не прилагает.

Здесь, [в контексте пути к освобождению], именно так и следует понимать природу души. Индивидуум в состоянии спокойно проходить через любые трансформации своего состояния, помимо одного – страдания, терпеть которое он не может. Когда страдание это связано с какими-либо внешними факторами, то ему просто не остаётся ничего иного, кроме как сносить его, но если оно – внутреннего, душевного свойства, то терпеть даже малую толику такого страдания нет никаких сил. Что же касается таких состояний, как сжатие и расширение, то таковые происходят естественным образом, плоды их пожинаются естественным образом, так что никаких особых комментариев здесь не требуется. Такова природа души.

Да взгляните хотя бы на самих себя: когда вы чувствуете страдание, вам хочется спать, поскольку во сне ослабевает сила знания, однако реальность такова, что даже если бы вам удалось превратиться в абсолютно инертный клубень, желание избавиться от страдания никуда бы не исчезло. У вас может возникнуть желание смерти, т.е., по сути, жажда саморазрушения, что ясно показывает, что ради избавления от собственного страдания человек готов пойти даже на столь крайние меры. Так что, как видите, единственная задача души заключается именно в освобождении от страдания.

Счастье же, в таком случае, есть ни что иное как отсутствие этого страдания, ибо наиболее характерные признаки счастья – покой и безмятежность, являющие собой противоположность тех тревоги и волнения, которыми характеризуется страдание. Так, встречаетесь вы с тем или иным внешним объектом, терзающим ваше сердце, – возникает то, что называется страданием, если же никакой тревоги нет, то такое состояние называется счастьем. Следует также добавить, что всякое беспокойство возникает лишь при условии наличия в душе влечения и отвращения, ибо именно последние жаждут изменить внешние предметы тем или иным угодным им образом, а когда же этого не происходит, естественно, ничего, кроме мучений, не возникает. Если бы влечение и отвращение исчезли сами по себе или весь окружающий нас мир подчинялся воле индивидуума, то не возникло бы никакого беспокойства, но, к сожалению, реальность такова, что мир этот от него не зависит. Даже в тех случаях, когда порой тот или иной предмет подчиняется его желаниям, беспокойство не исчезает полностью; покой он обретает лишь тогда, когда абсолютно всё идёт по его воле, и ни на йоту иначе, однако такая ситуация попросту невообразима, поскольку трансформация состояния одной субстанции не находится в зависимости от какой-либо другой. Отсюда вывод: ввиду того, что состояние подлинной безмятежности достигается лишь с исчезновением влечения и отвращения, достижение счастья возможно лишь указанным способом, ибо влечение и отвращение представляют собой не составные элементы собственной природы души, но наносные явления [её аспекта модификации], находящиеся в зависимости от другой причины, и причина сия – созревание кармы, вводящей в заблуждение. Когда созревание плодов последней прекращается, исчезает и влечение с отвращением, а вместе с ними и всякое беспокойство, что автоматически означает достижение счастья. Таков конечный результат уничтожения кармы, вводящей в заблуждение.

Однако в связи с этим упоминания заслуживает ещё один важный момент, а именно то, что в качестве вспомогательной причины такого беспокойства выступают карма, омрачающая знание, и прочие [омрачающие её виды]. Поскольку вследствие созревания плодов кармы, омрачающей знание и восприятие, таковые не могут проявиться в полной мере, у дживы появляется желания полноценного восприятия и знания объекта, отсутствие коего порождает беспокойство. Когда же характер объекта остаётся вне пределов способности дживы к адекватному познанию, возникают влечение и отвращение, поддавшись коим, она начинает действовать соответственно, что также служит причиной беспокойства.

Кроме того, в случае, если имеет место созревание плодов препятствующей кармы, индивидуум теряет всякую способность к совершению даяния и прочих [благодеяний] в соответствии с мерой своего желания, и это, в свою очередь, опять же порождает страдание. Однако и в данном случае эта карма выступает лишь в качестве помощника кармы, вводящей в заблуждение, когда же созревание последней прекращается, теряет всякую силу и препятствующая, и не просто теряет силу, а испепеляется напрочь в течение половины мухурты и, с полным исчезновением обеих причин страдания, открывается путь к проявлению состояния полной безмятежности. Говорят, что всеведущие Бхагаваны достигают своего вечного ничем невозмутимого счастья именно таким образом.

Вследствие своей связи с неомрачающими разновидностями кармы душа получает связь с очередным телом, и в данном случае, опять же, как результат созревания кармы, вводящей в заблуждение, связь эта начинает выступать в качестве внешней вспомогательной причины беспокойства. Как это происходит? На почве созревания кармы, вводящей в заблуждение, возникают влечение и отвращение, а когда наступает период приношения плодов внешней неомрачающей кармы, вследствие влечения и отвращения душа соединяется с [новым] телом – вот тогда-то и возникает страдание. С прекращением созревания плодов кармы, вводящей в заблуждение, процесс созревания плодов неомрачающих разновидностей кармы продолжается; сам по себе он не может вызвать какого-либо беспокойства, однако ввиду того, что ранее он всё-таки служил вспомогательной причиной такового, избавление даже от этой разновидности кармы представляется для души весьма желательным. В процессе созревания плодов неомрачающей кармы страдание как таковое у всвеведущего отсутствует, а посему нет особой нужды в приложении каких-либо усилий к избавлению от оной, тем более что с разрушением кармы, вводящей в заблуждение, неомрачающие виды истощаются автоматически в течение сравнительно короткого периода времени.

Итак, благо души заключается в избавлении от всех без исключения видов кармы, а последнее, в свою очередь, называется освобождением. Лишь освобождение – подлинное счастье души, и ничто иное.

Вопрос: В состоянии сансарического бытия джива обретает счастье лишь при условии созревания плодов добродетели: почему же вы ограничиваете её счастье одним лишь освобождением?

Ответ: В своей сущности так называемое «мирское счастье» таковым не является, но лишь страданием. Своим происхождением это понятие обязано тому известному факту, что иногда человек испытывает сильное страдание, иногда – меньшее; одни живые существа испытывают большее страдание, тогда как другие – меньшее, и с этой точки зрения тот, на чью долю выпало меньшее страдание, действительно кажется счастливым. Да и сам человек, испытывающий меньшее страдание, склонен воображать себя счастливым, несмотря на тот факт, что в высшем смысле всё, что у него есть – одно лишь страдание. Если бы состояние слабого страдания могло продолжаться вечно, его можно было бы рассматривать как счастье, однако данное явление в природе отсутствует, поскольку созревание плодов добродетели, служащее причиной некоторого смягчения страданий, продолжается недолго, после чего опять приходит черёд интенсивного страдания, так что признать состояние сансарического бытия за счастье в высшей степени невозможно.

Представьте себе больного малярией: иногда он более-менее спокоен, а иногда его трясёт от лихорадки. В первом случае, он, естественно, и сам считает себя счастливым, да и окружающие говорят: «Отлично!», – но ведь в конечном-то счёте до тех пор, пока малярия не излечена полностью, вряд ли есть хоть какие-то основания полагать такое состояние за благо. То же самое и с мирской дживой: плоды кармы, вводящей в заблуждение, созревают непрерывно, принося с собой иногда большое беспокойство, иногда малое. Во втором случае джива эта склонна мнить себя счастливой, да и люди говорят: «О! Она счастлива!», – однако в конечном счёте до тех пор, пока сохраняется сама возможность созревания плодов кармы, вводящей в заблуждение, ни о каком (подлинном) счастье не может быть и речи.

Да что там говорить: даже в мирской жизни, когда исчезает беспокойство – человека называют счастливым, если же таковое возрастает – говорят, что он страдает, и понятия эти не связаны с состоянием каких-либо внешних объектов. Так, стоит только бедняку обзавестись хоть каким богатством – его заботы чуточку ослабевают, и окружающие начинают полагать его счастливым, да и он сам полагает так же. Или противоположный пример: стоит только богачу лишиться хотя бы чуточки своего состояния, как ему тут же начинают сочувствовать, и это несмотря на то, что тревоги его попросту ничтожны [по сравнению с предыдущим], да и ему самому такое положение вещей почему-то представляется страданием.

И приведённые выше примеры справедливы в абсолютно любой ситуации.

Что же до уменьшения или увеличения степени беспокойства, то данное явление связано отнюдь не с состоянием внешних предметов, но с мерой уменьшения или возрастания внутренней страсти. Так, человек, довольствующийся малым, не испытывает большого беспокойства по поводу величины своего имущества, тому же, кто и так богат, да ещё и жаждет большего, излишних волнений избежать не удастся никак. Или иной пример: один человек, несклонный к проявлениям обиды и гнева, хотя его и пытаются оскорбить  целым потоком грязной брани, не чувствует ни малейшего беспокойства по сему поводу, тогда как другой, стоит сказать ему хотя бы одно слово, уже впадает в гнев и страшное волнение. Или ещё пара примеров: корова, хотя телёнок не приносит ей никакой практической пользы, ввиду сильнейшей степени заблуждения, [свойственной животным], страшно волнуется по поводу его безопасности, тогда как отважный воин, совершающий своим физическим телом величайшие подвиги, в пылу битвы забывает о страхе смерти вообще, ибо движет им гордость, подавляющая заблуждение по отношению к телу. Так что даже по сугубо мирским понятиям счастье и страдание ничем, кроме меры внутреннего беспокойства, не определяются, ну а что касается уменьшения последнего, то это определяются исключительно степенью сокращения влечения с отвращением и всех охватывемых данными явлениями страстей.

Степень счастья или страдания, [испытываемого живым существом], не находится в прямой зависимости от контакта с внешними объектами: если, как результат влияния страсти, возникает желание обладания тем или иным предметом, и желание сие находит своё удовлетворение в соответствии с мерой этой страсти, то страсть, вызвавшая оное, успокаивается, а вместе с ней исчезает и волнение, что [в миру] и принято называть счастьем; если же желание не находит своего удовлетворения, то страсть, соответственно, растёт, увеличивая и беспокойство, что принято называть страданием. На первый взгляд всё обстоит именно так, и люди полагают, что их счастье и страдание ни с какими иными причинами, помимо чужеродных субстанций, не связано. Но, увы, это заблуждение. Подумайте вот о чём: реальность мирской жизни такова, что стоит только страсти чуточку уменьшиться, как результирующее состояние начинает определяться как счастье, и его-то люди и полагают за благо. Здесь же, [на пути к освобождению], благодаря полному искоренению страстей и их причин обретается высочайшее состояние невозмутимого покоя или, иными словами, вечное счастье; так не оно ли и представляет собой единственное подлинное благо?

Важно также отметить, что индивидуум, достигший больших высот на этом пути, порой может столкнуться с желанием чувственного наслаждения внешними материальными объектами и, в частности, плотскими страстями, с теми или иными желаниями, порождёнными, к примеру, гневом, и всё это, естественно, вызывает определённое беспокойство, т.е. о полноценной, ничем не нарушаемой безмятежности речи здесь не идёт – он покамест не в состоянии поддерживать таковую. Фактически, душа его полна тревог, преследующих его непрерывно. Он может предпринять те или иные внешние усилия по избавлению от поводов для беспокойства, но, во-первых, этим цель не достигается, а во-вторых, если и достигается в силу счастливого стечения обстоятельств, то сию же секунду возникает необходимость в устранении какой-нибудь новой причины страдания. Отсюда вывод: если вы только тем и занимаетесь, что устраняете причины своих тревог [внешними мерами], то оные останутся с вами навечно. Не тлей такое беспокойство в душе человека, разве стал бы он вновь и вновь предаваться чувственным наслаждениям? Более того: природа сансарического бытия такова, что даже небожители классов Индр и Ахаминдр, достигшие своего положения величайшими добродетелями, не знают подлинного покоя ни на миг, и их страдание столь же непрерывно, [как и у нас]. Так что нет счастья в мирском бытии!

Что же касается состояния свободы, то, поскольку в нм нет ни намёка на какое-либо беспокойство, нет и никакой нужды в применении каких-либо средств устранения оного. Сиддхи вечно пребывают в состоянии нерушимого мира, а посему лишь в состоянии свободы заключается истинное счастье души. Все, приведённые выше в настоящей книге характеристики страданий сансары и блаженства свободы, были даны вам именно с этой целью. Итак, обдумав всё вышеизложенное и признав состояние свободы как единственное возможное благо, направьте же все свои силы к достижению последнего. Такова [окончательная] цель всех наставлений.