РЕЗУЛЬТАТИВНАЯ МУДРОСТЬ

53-54. То, что ведёт к цели с помощью посылок, умозаключений и примеров, совершенствуется с возрастом и приносит как мирские, так и немирские (освобождение), называется результативной мудростью. Примеры её таковы: Абхаякумара, богатый купец, принц, богиня, Удитодая, монах и Нандигхоша, Дханадатта, шравака, министр, кшапака, сын министра, Чанакья, Стхулабхадра, Сундаринанда из города Нашик, Ваджрасвами, пинок, эмблика лекарственная, драгоценный камень, змея, носорог, разрушение ступы.

Комментарий:

1. Абхаякумара. Чандапрадьёта, царь Удджайини, однажды отправил к Шренике, царю Раджагрихи, приходившемуся ему свояком, гонца с ультиматумом следующего содержания: «Если хочешь жить в мире, немедленно пришли мне уникальное ожерелье Банкачуда, слона Сечанаку, принца Абхаякумару и царицу Челану».

Столь наглый ультиматум, вполне естественно, взбесил Шренику, однако ввиду того, что нормы тогдашнего международного права не позволяли применять какие бы то ни было санкции по отношению к дипломатическим эмиссарам, он заявил последнему следующее: «Поскольку ты, будучи официальным представителем другого государства, обладаешь иммунитетом, я не могу наказать тебя. Поэтому возвращайся к своему царю и скажи ему, что если он хочет жить в мире, то пусть пришлёт мне огненную колесницу, слона Аналагири, посла Ваджраджангху и царицу Шивадеви».

Такой ответ только подлил масла в огонь. Армия Чандапрадьёты вскоре выступила в поход и осадила Раджагриху. Царь Шреника, конечно, провёл все необходимые для обороны мероприятия, однако принц Абхаякумара, уже успевший прославиться своей результативной мудростью, обратился к отцу со следующей просьбой: «Не спеши ввязываться в боевые действия. Чандапрадьёту можно одолеть и без войны – одними интригами. Оставь это дело мне и будь спокоен». Царь, абсолютно уверенный в мудрости сына, принял его предложение.

Абхаякумара дал своим шпионам задание: зарыть вокруг лагерей различных военачальников Чандапрадьёты клады с золотом, драгоценными камнями и т.п. Когда же «боевая задача» была выполнена, он сам втайне явился к Чандапрадьёте и, почтительно приветствовав его, обратился к нему с такими словами: «Дядя, есть информация, что вы попали в серьёзную политическую интригу. Вы мечтали о захвате Раджагрихи, но царь Шреника подкупил лучших из ваших военачальников, предложив им немалые вознаграждения. Они уже готовы захватить вас и доставить Шренике, причём сделано это будет следующим утром. Поскольку вы – мой дядя, у меня нет желания видеть вас жертвой такого рода заговоров. Необходимо что-то сделать».

Сообщение Абхаякумары встревожило Чандапрадьёту, но всё же он, не доверяя принцу безоговорочно, спросил: «А почему я должен верить тебе?»

Абхаякумара отвечал: « У тебя нет нужды верить мне: иди и посмотри сам». Под покровом ночи царь, переодевшись в чёрный плащ, отправился в сопровождении Абхаякумары по окрестностям различных лагерей своей армии. После того, как принц предъявил ему зарытые сокровища, все сомнения царя относительно измены военачальников рассеялись и он, не теряя не мгновения, вскочил на коня и двинулся назад в Удджайини.

По утру военачальники, не обнаружив царя, были весьма озадачены. Не было даже коня! Когда же поиски показали, что следы царского коня ведут в сторону Удджайини, погрузившаяся в замешательство армия срочно свернула лагерь и отошла восвояси.

По возвращении в Удджайини военачальники прибыли во дворец, желая видеть царя. Тот поначалу отказывался принять их, однако после длительных уговоров всё-таки согласился. Как и следовало ожидать, не успели подданные и рта открыть, как получили град упрёков государя, на кои главнокомандующий ответил в смирении: «Ваше Величество! У вас нет оснований полагать, что мы могли обмануть вас: наши кланы служили царям многие поколения, мы преданы нашей стране, так что у нас нет причин изменять вам. Скорее всего, всё произошедшее – дело рук хитрого принца Абхаякумары: он вошёл к вам в доверие и тем самым весьма умело спас своё государство от войны».

Высказанная главнокомандующим догадка открыла глаза Чандапрадьёты. Царский гнев не знал границ: он немедленно издал указ, обещавший щедрое вознаграждение любому, кто сможет доставить Абхаякумару в Удджайини в качестве пленника. Но, увы, молва о мудрости и хитрости Абхаякумары разошлась настолько широко, что поначалу никто не рискнул взяться за такое дело: ни министры, ни военачальники, ни купцы – никто не проявлял желания захватить принца.

Через несколько дней, впрочем, нашлась проститутка, заявившая, что возьмётся за данную задачу, но лишь на том условии, что ей будет выделено достаточно средств на сопутствующие расходы. Заручившись согласием царя, проститутка наняла ещё несколько женщин, и вся группа, переодевшись монахинями, ушла в Раджагриху.

Тактика шпионок заключалась в регулярном посещении храмов и слушании проповедей аскетов – дабы произвести впечатление на народ. Когда же соответствующий эффект был достигнут, глава проституток пригласила Абхаякумару посетить место её пребывания. Последний, полагая женщину за сторонницу той же веры, да ещё и известную монахиню, принял приглашение. По прибытии принца проститутки предложили ему пищу, в которую были подмешаны наркотические вещества, в результате приёма которых он вскоре потерял  сознание. Шпионки только и ждали того: жертва тут же была связана, брошена в телегу и отправлена в Удджайини.

Радость Чандапрадьёты при встрече со столь именитым пленником была неописуемой; «Почему? Ты получил плату за обман. Как коварно я похитил тебя и доставил сюда!» – с насмешкой произнес царь. Принц, впрочем, без малейших колебаний парировал: «Дядя, вы похитили меня и доставили сюда в бессознательном состоянии. Советую вам хранить бдительность: как-нибудь я привезу вас в Раджагриху на телеге в абсолютно здравом уме, доставляя вам при этом немалые страдания».

Царь принял это замечание за шутку и отпустил Абхаякумару во дворец царицы, где ему были созданы вполне комфортные условия жизни. А несколько дней спустя, когда воспоминания о произошедшем отошли на второй план, он разыскал в городе двойника Чандапрадьёты, почти неотличимого от царя не только внешностью и телосложением, но даже и голосом. Принц посвятил человека в свой план и предложил в качестве вознаграждения крупную сумму денег. Человек согласился остаться с принцем, после чего тот, за пару дней обучив двойника манерам поведения царя, посадил его в повозку и начал ездить по городу, колотя «жертву» палкой. Человек же при этом вопил жалобным голосом: «Смотрите, Абхаякумара бьёт меня палкой! Помогите мне кто-нибудь!» Горожане, услышав вроде бы голос царя, кидались к повозке, но даже когда они подходили близко, Абхаякумара не прекращал экзекуции. Когда же некоторые из них, присмотревшись повнимательнее, начинали задавать соответствующие вопросы о личности «жертвы», оба тут же разражались хохотом и начинали хлопать в ладоши. В конце концов народ понял, что человек в повозке – не царь вовсе, а его двойник, и тоже начал извлекать удовольствие из этого зрелища.

Абхаякумара повторял данное представление каждый день, причём в разные часы, так что спустя некоторое время зрелище стало вполне обычным и люди потеряли к нему всякий интерес. Даже царская стража, завидев повозку, из которой раздавались крики и мольба о помощи, воздерживалась от каких-либо действий, предпочитая посмеиваться над происходящим.

Наконец принц, удостоверившись в том, что теперь вряд ли кто-либо догадается задержать его, улучил подходящий момент и, напав на царя под покровом темноты, связал того по рукам и ногам. Кинув пленника на телегу, Абхаякумара провёз его по улицам Удджайини, естественно, неустанно колотя палкой. Попадавшийся по пути народ, хоть и слышал непрерывные вопли царя, искренне полагал, что это – очередная игра Абхаякумары и, посмеявшись немного, отворачивался. Никто так и не пришёл на помощь подлинному владыке. Принц же на этот раз и не думал отворачивать от городских ворот: едва миновав их, он подогнал лошадь и двинулся в сторону Раджагрихи.

По возвращении домой принц доставил пленника Шренике и поведал всю историю. Опозоренный, пристыженный Чандапрадьёта вымолил у Шреники прощение, после чего оба родственника обнялись. Все собравшиеся в очередной раз вознесли хвалу мудрости Абхаякумары.

2. Богатый купец. Некий купец, устав от дурного нрава жены, ушёл в монахи. А многие годы спустя его сын, продемонстрировавший экстраординарные способности, был возведён на царский трон. И вот однажды по ходу своих странствий тому аскету довелось прибыть в родной город. Царь, узнав о прибытии отца-монаха, попросил его провести в городе сезон дождей. Предложение было принято. Проповеди учёного монаха приводили слушателей в глубокое восхищение, так что ничего удивительного в том, что некоторые люди, принадлежавшие к другим традициям, будучи неспособными смириться с этим, в надежде на дискредитацию монаха замыслили нечистоплотный заговор.

Когда период затворничества сезона дождей подошёл к концу, и аскет начал готовиться к уходу, к нему явилась нанятая недоброжелателями беременная рабыня и заявила следующее: «Почтенный мудрец! Я беременна от вас и вскоре должна родить. Кто будет моей опорой, если вы оставите меня в такой момент?»

Монаху не составило труда понять, что речь идёт о кознях каких-то оппонентов: «Если я в такой ситуации удалюсь немедленно, это может нанести ущерб не только моему имени, но и всей дхарме», – подумал мудрец. Лучшего выхода из положения, кроме обращения к своим сиддхи (сверхобычным силам), обретённым благодаря многолетней духовной практике, ему не представлялось, и аскет решил направить эту силу против злоумышленницы. «Если ты действительно беременна от меня, то роды будут своевременными, а если нет, то, увы, нормально родить ты не сможешь, так что придётся делать кесарево», – предупредил учитель.

А рабыня уже была на сносях. Прошло несколько дней от ожидавшейся ранее даты родов, но они так и не наступали – всё, что чувствовала рабыня, это лишь непрерывно усиливающаяся боль. Членам её семьи не оставалось ничего, кроме как привести несчастную к аскету, где та взмолилась дрожащим голосом: «Великий мудрец! Я стала участницей заговора, замышленного вашими недругами – отсюда и все те ложные обвинения, которые я предъявила вам. Нынешнее наказание – по моим делам. Прошу вас, простите меня и избавьте от этой ужасной боли».

Монах, отличавшийся простотой натуры, немедленно простил рабыню и снял проклятие, после чего его слава возросла ещё более.

3. Принц. Один принц с детства питал пристрастие к сладостям, называемыммодака(разновидность ладду). Как-то раз по поводу некоего праздника он приказал дворцовым слугам приготовить большое число самых вкусных яств, естественно, включая и его любимые сладости. Однако в процессе пиршества в компании друзей принц не смог удержать под контролем свой аппетит и съел много больше, чем был в состоянии переварить. Закономерным следствием таких вольностей было несварение желудка, сопровождавшееся невыносимыми болями и запахом изо рта. И вот, в столь печальном состоянии принца посетили такие мысли: «Даже эта вкуснейшая и ароматная пища, входя в контакт с телом, превращается в кучу зловонных испражнений. Собственно, само это тело сформировано трансформировавшимися элементами пищи, так что всё, что соединяется с ним, в конечном счёте становится нечистым. Это же настоящее проклятие, если человек, желая доставить своему телу ничтожное удовольствие, совершает многообразные грехи». Чувство отвращения к нечистоте понемногу очистило его ум, и он достиг всеведения. В данном случае основным фактором, обусловившим такой поворот в мыслях принца, послужила именно результативная мудрость.
4. Богиня. В незапамятные времена в городе Пушпабхадра правил царь по имени Пушпакету. Его жену сына и дочь звали соответственно Пушпавати, Пушпачула (с кратким конечным «а») и Пушпачула (с долгим конечным «а»). Когда дети находились ещё в подростковом возрасте, царица умерла и переродилась богиней.

С помощью своего естественного ясновидения бывшая царица узрела, что если её дочь вступит на духовный путь, это принесёт ей огромное благо и, применив свои божественные силы, показала девушке во сне ужасающие сцены страданий адского бытия. Сон этот оказал на принцессу столь неизгладимое впечатление, что она, проникшись отвращением к сансарическому бытию, отвергла все удовольствия оного и приняла монашество. С течением времени, благодаря строжайшему соблюдению норм монашеской дисциплины, суровой аскезе и глубокой медитации, вся её омрачающая карма была разрушена, и монахиня достигла всеведения, а по завершении её земного бытия окончательно освободилась от цикла рождения и смерти. Так результативная мудрость богини оказалась инструментом в процессе достижения этой дживой освобождения.

5. Удитодая. В городе Пуриматала правил царь Удитодая. Его женой была царица Шриканта. Чета была глубоко религиозной и неукоснительно следовала установлениям дхармы мирян (шравака-дхарма). Случилось так, что однажды во дворец явилась иноверческая монахиня и начала проповедовать там учение, основу коего составляли методы физического очищения. Царица проигнорировала проповеди монахини, и та, страшно оскорблённая таким пренебрежением к собственной персоне, из жажды мести решила подговорить соперника Удитодаи – царя Дхармаручи, на конфликт с ним. Прибыв в Варанаси, монахиня настолько красочно воспела красоту Шриканты, что Дхармаручи, воспылав страстью, решил заполучить её даже ценой войны.

Армия Дхармаручи осадила Пуриматалу. Ночью же царю Удитодае подумалось, что эта начавшаяся из-за ничтожного повода война может привести к массовой резне ни в чём не повинного населения. Желая найти выход из создавшегося ужасного положения, он решил призвать на помощь бога Вайшраману и начал трёхдневный пост. По завершении аскезы вызываемый бог предстал перед царём. Удитодая изложил последнему свою проблему и попросил совета о том, каким образом можно избежать массового кровопролития. Небожитель, тронутый глубиной сострадания царя, в одно мгновение перенёс город на приличное расстояние от его оригинального местоположения.

Дхармаручи, проснувшись следующим утром, с удивлением узрел, что Пуриматала словно растворилась в воздухе. Пришлось сластолюбцу вернуться в Варанаси несолоно хлебавши. Так результативная мудрость предотвратила кровопролитие.

6. Монах и Нандисена. У Шреники, царя Раджагрихии, был сын по имени Нандисена. Когда тот повзрослел, царь женил его на нескольких прекрасных принцессах, обладавших к тому же и массой иных добродетелей.

Однажды бхагаван Махавира, странствуя от одного города к другому, прибыл в Раджагриху. В возглавлявшейся Шреникой процессии, вышедшей оказать почтение тиртханкаре, был и Нандисена с жёнами. Выслушав проповедь Блаженного, принцу почувствовал столь глубокое отвращение к сансарическому бытию, что не теряя ни минуты обратился к родителям за разрешением на принятие монашества, после чего тут же принял оное. От рождения отличавшийся незаурядным умом Нандисена легко освоил под руководством учителей весь Канон и, движимый желанием распространения дхармы, приступил к проповеди сам.

Много лет прошло в странствиях по городам и весям, но однажды ачарья Нандисена заметил за одним из своих учеников признаки желания вернуться к удовольствиям мирской жизни. Немного поразмыслив о способах вразумления последнего, он повёл всю свою общину в Раджагриху. Царь Шреника, несказанно обрадованный прибытием сына, вышел вместе со всеми чадами и домочадцами приветствовать аскетов. Естественно, среди пришедших были и все прежние жёны Нандисены.

Нестойкий ученик ачарьи, увидев, какой красотой сияет бывший гарем его учителя, исполнился стыда и глубокой печали. «Мой учитель, оставив столь прекрасный, подобный апсарам гарем и роскошь царского бытия в Раджагрихе, обратился к дхарме монаха и ныне следует этой дхарме с совершенной преданностью. А что я? Да я по сравнению с ним был обычным ничтожным домохозяином и, тем не менее, жажду возвращения к такой жизни. Это же самое настоящее проклятие, когда человек, приняв рвотное, продолжает поглощать пищу!» – с такими мыслями монах принёс покаяние и утвердился на пути аскезы.

7. Дханадатта. С историей купца Дханадатты можно ознакомится вДжнятадхармакатханга-сутре, ч. 2, гл. 12 нашего издания.
8. Шравака. Некий домохозяин, испытывающий интерес к духовной жизни, принял 12 основных и дополнительных обетов мирянина. Естественно, в число таковых входило и предписание хранения брачных уз. Многие годы домохозяин твёрдо придерживался принятых обязательств, но однажды случилось так, что, увидев подругу жены, отличавшуюся экстраординарной красотой, воспылал к той плотской страстью. Желание овладеть новой женщиной день ото дня возрастало, и лишь врождённая скромность этого человека не позволяла ему реализовать оное. В конечном же счёте состояние постоянного нервного возбуждения начало оказывать неблагоприятное воздействие даже на его физическое здоровье. К счастью жене, заподозрившей неладное, методом убеждения удалось выведать у супруга причину его страданий.

Женщина эта отличалась весьма здравым рассудком и немалым запасом терпения. Успокоившись после услышанных откровений мужа, она подумала: «Да, если столь порочные помыслы продолжать изводить его, то, пожалуй, рано или поздно ему придётся расстаться с жизнью, а закономерным результатом такого состояния ума является рождение в дурной участи. Мне нужно придумать какой-то способ, который позволил бы преодолеть эту напасть и утвердить мужа на верном пути». После некоторых раздумий в голове супруги возник план дальнейших действий. Она обратилась к мужу со следующим словами: «Господин, я поговорила с подругой. Она обещала явиться к тебе этой ночью, поскольку ввиду её принадлежности к уважаемой семье сделать это днём она не в состоянии. Так что она придёт к тебе с наступлением темноты, а вернётся до рассвета». Шравака принял слова жены на веру.

Шравика же, действуя в соответствии со своим планом, отправилась в дом подруги и попросила одолжить на время одежды и украшения, которыми та пользовалась при посещении её дома. Переодевшись в темноте, она вошла в спальню мужа, а с приближением рассвета, как и обещала, якобы удалилась, хотя на самом деле вышла переодеться в свою комнату.

Когда же расцвело, шравака встал и, придя к жене, с ужасной печалью в голосе начал жаловаться: «Похоже, что я совершил ошибку: ведь нарушение мной самим же принятых обетов – великий грех». Шравика, видя чистосердечность раскаяния мужа, поведала ему, как всё обстояло на самом деле и, вдобавок, дала наставление в дхарме, утвердившее его на пути соблюдения обетов домохозяина. Очистивший свой ум шравака явился к учителю, под руководством коего совершил предписанную процедуру покаяния, после чего принял обеты повторно.

9. Министр. В древности в городе Кампильяпура правил царь по имени Брахма. Его жена, царица Чулани, однажды увидела сон, предвещавший рождение чакравартина. В должное время у четы родился сын, названный Брахмадаттой. К несчастью, царь Брахма скончался задолго до достижения наследником совершеннолетия, а в момент смерти по простоте своей завещал обязанности регента, включавшие в себя и надзор за принцем, своему другу, царю соседнего государства Диргхаприштхе. Вскоре после этого у овдовевшей царицы начался роман с другом покойного супруга. Что же касается воспитания наследника, то ответственным за это был назначен министр Дхану – весьма компетентный, мудрый и преданный царю человек. Когда Брахмадатта повзрослел, министр втайне предупредил его о наличии связи между матерью и царём Диргхаприштхой и предупредил о нависшей над царством опасности. Новости эти взбесили принца, однако Дхану посоветовал ему оставить гнев и обратиться к хитрости.

Обсудив данный вопрос с министром, Брахмадатта решил первым делом дать матери символическое предупреждение. В качестве первого сигнала принц, посадив в одну клетку ворону и кукушку, принёс их царице и произнёс наигранным гневным голосом: «Всякий, кого я сочту виновным в смешении каст (В тексте не уточняется, к каким кастам принадлежали Чулани и Диргхаприштха: традиция занятия царского трона кшатриями соблюдалась не всегда, в частности, в настоящей сутре упоминаются прецеденты занятия такового представителями вайшьев, т.е. торгово-ремесленного сословия.) , будет наказан!»

Мать поняла намёк и с перепугу рассказала всё Диргхаприштхе. Тот, впрочем, успокоил её, сказав, что не стоит обращать внимания на речи ребёнка.

Ещё через несколько дней принц, проходя мимо совокупляющихся беспородного слона и породистой слонихи, указал на сей акт Чулани и Диргхаприштхе и при этом заметил с косой ухмылкой: «Всякий, кто будет уличён в таком вот неподобающем смешении каст, понесёт наказание!»

Наконец, последним его предупреждением была демонстрация лебедя в паре с аистом.

Столь настойчивые намёки насторожили уже не только царицу, но и её любовника. Оба, желая избавиться от столь неприятного препятствия к продолжению своих плотских удовольствий, придумали план по физическому устранению Брахмадатты, согласно которому царские слуги в обстановке полной секретности соорудили дом из шеллака, якобы предназначенный для проведения принцем брачной ночи, на самом же деле для сожжения обеих новобрачных живьём. Ослеплённая похотью царица согласилась на убийство собственного сына.

Дворцовая агентура министра Дхану донесла последнему подробности заговора. Явившись к Диргхаприштхе, он обратился к тому со следующей просьбой: «Ваше Величество! Я уже состарился и более не в состоянии выполнять возложенные на меня государственные обязанности. Остаток жизни я хочу провести в поклонении Бхагавану и благотворительности, поэтому прошу вас отпустить меня». По получении соответствующего разрешения отставной министр удалился за город и, возведя на берегу Ганга обширный шатёр, приступил, как и обещал, к пению священных гимнов. В том же шатре функционировало нечто вроде благотворительного центра. На деле же всё это служило лишь прикрытием для сооружения подземного хода, начинавшегося под шатром министра и выходившего под строившийся шеллаковый дом.

Через несколько дней, одновременно с завершением строительства дома, был закончен и туннель. Чулани и Диргхаприштха женили Брахмадатту на принцессе Пушпачуле, дочери царя, а министр Дхану передал всю ответственность по обеспечению семейной жизни новобрачных своему сыну Варадхану, заодно унаследовавшему и пост министра. Как и планировалось, в целях проведения брачной ночи принц и принцесса были посланы в этот самый шеллаковый дом. Сопровождал их Варадхану. В полночь слуги Диргхаприштхи подожгли строение. Брахмадатта, увидев плавящиеся на глазах стены, ринулся в комнату Варадхану и сказал: «Друг! Ты видишь: дом горит и стены плавятся?» Тот ответил: «Не беспокойся!» – и, взяв пару в подземный ход, вывел их в шатёр бывшего министра Дхану.

Здесь последний и объяснил принцу все детали провалившегося заговора и посоветовал всем троим, включая сына, скрыться в безопасном месте. Так результативная мудрость министра спасла жизнь Брахмадатты.

10. Однажды престарелый аскет, практиковавший суровейшие аскезы, отправился с группой учеников на поиски подаяния. По пути домой ему под ногу случайно попалась лягушка, которую он, не имея на то никакого злого умысла, раздавил. Заметивший это ученик попросил гуру совершить предписанное для таких случаев покаяние (пратикрамана), однако аскет не обратил на его слова ни малейшего внимания. С наступлением времени проведения вечернейпратикраманы(регулярно выполняемая процедура покаяния в проступках, совершённых в течение дня) ученик снова напомнил о том же, но в этот раз аскет почему-то впал в страшную ярость и набросился на него с кулаками. Тьма была настолько густой, что обратившийся в бегство ученик, не в силах рассмотреть как следует дорогу, стукнулся головой об колонну и в один миг испустил дух. Плодом его суровой аскезы было рождение богом из группы Джьётишка, однако по истечении положенного времени пребывания там принесла свои плоды и дурная карма, порождённая интенсивными страстями предыдущего человеческого воплощения: новым его уделом оказалось тело змеи, и не простой ядовитой змеи, а убивающей одним лишь взглядом. К счастью, даже в змеином состоянии у него сохранилась память о прошлых воплощениях, причём весьма детальная, позволившая установить все причинно-следственные связи. Переполнившее это существо горькое раскаяние в совершённых греходеяниях полностью изменило ход его мыслей и змей, опасаясь убить кого-либо своим смертоносным взглядом, решил не показываться из норы вообще.

А тем временем случилось так, что сын местного царя умер от укуса змеи и раджа, обезумев от горя и гнева, повелел разыскать и перебить всех окрестных змей. К выполнению задания были призваны все тамошние змееловы и заклинатели змей. Один из охотников, обнаружив нору, в которой пряталась та самая змея, осторожно приблизился к ней и влил едкое вещество. Истязаемой жгучей болью змее, конечно, пришлось выбираться наружу, однако животное, подумав, что если его смертоносный взгляд даже в этот последний миг жизни падёт на кого-либо, то гибели тому человеку не избежать, решило выползти хвостом вперёд. Охотник же только этого и ждал: по мере выползания змеи он отрубал от её тела по фрагменту. Но даже несмотря на эту невыносимую боль змее удалось сохранить покой ума. В конечном же счёте связанность благой кармой имела своим результатом перерождение сыном того самого местного царя. Принца нарекли Нагадаттой.

Благодаря сохранившимся благим отпечаткам прежних воплощений с самого рождения Нагадатта отличался безразличием к мирской жизни и, ещё в юности отвергнув перспективу брака, принял монашество. Такие его качества, как смирение, искренность, служение и терпение принесли этому монаху заслуженную славу даже среди богов, однако товарищи по общине, видя масштаб величия аскета Нагадатты, возревновали к его достоинствам. К сожалению, сохранились у Нагадатты и несколько иные отпечатки прошлых рождений, вследствие влияния коих он был не в состоянии сколь-либо долго терпеть отсутствие пищи, что, соответственно, оказалось непреодолимым препятствием к проведению поста.

И вот однажды, когда вся община проводила пост, шраман Нагадатта тоже пытался прилагать усилия к этому, но поскольку чувство голода в конце концов стало невыносимым, ему пришлось выйти за подаянием. По возвращении он, согласно кодексу монашеского поведения, предъявил собранное подаяние товарищам и попросил разрешения на приём пищи. Вместо разрешения один из монахов плюнул в чашу и обозвал Нагадатту ненасытным обжорой. Однако даже столь грубый инцидент не смог вывести исполненный покоя и всепрощения ум аскета из равновесия и вызвать с его стороны какое-либо противодействие. Более того, события начали развиваться по совершенно иному сценарию: раскритиковав собственную слабость, Нагадатта погрузился в глубокую медитацию, благодаря которой его сознание в аспекте модификации полностью очистилось от всякой скверны, и монах тем самым достиг всеведения. Боги, узрев такое событие, спустились на землю, дабы отпраздновать кевалья-махотсаву (праздник, организуемый по поводу достижения кем-либо всеведения). При виде произошедшего находившиеся рядом монахи раскаялись в своих деяниях по отношению к коллеге и, выполнив искупительную аскезу, также погрузились в медитацию на природу Атмана. Вскоре всеведения достигли и они.

Так благодаря своей результативной мудрости аскет Нагадатта смог не только сохранить равновесие ума в самых что ни на есть неблагоприятных обстоятельствах, но также и привести к подлинному благу (т.е. освобождению) своих товарищей по общине.

11. Сын министра. О том, как принц Брахмадатта избежал гибели в доме из шеллака, уже рассказывалось в истории о министре. Далее мы приводим её продолжение, повествующее о дальнейших событиях, последовавших за тем бегством.

Варадхану и Брахмадатта шли через лес, когда последний почувствовал жажду. Советник, оставив принца под деревом, отправился на поиски воды. К тому моменту царю  Диргхаприштхе уже стало известно, что принцу удалось уйти в целости и сохранности, и  посему на розыски беглеца была брошена царская армия. Бродивший в поисках воды Варадхану попался на глаза воинам и те, схватив его, начали допытываться, где принц. В ответ он прокричал громким голосом: «О, воины! Оставьте меня в покое: я понятия не имею, где Брахмадатта».

Принц, услышав крик, сообразил, что это было знаком опасности. Не теряя ни мгновения, он вскочил на коня и покинул своё убежище. Солдаты же тем временем продолжали бить Варадхану, не обращая внимания на его крики. Впрочем, отличавшийся незаурядным умом советник и на этот раз решил прибегнуть к хитрости: внезапно он замолк и упал на землю. Солдаты, решив, что он вот-вот умрёт, двинулись дальше, Варадхану же, как только преследователи удалились на некоторое расстояние, поднялся и принялся разыскивать Брахмадатту. Увы, несмотря на все усилия, найти принца так и не удалось, зато он нашёл пару видов лекарственных растений, называемых «нирдживана» и «сандживана».

Разочарованный Варадхану вернулся в город. За городской стеной ему встретился местный неприкасаемый, поведавший, что вся семья министра посажена в царские застенки. План спасения родственников возник в голове опального чиновника сию же минуту, и он, подробно проинструктировав неприкасаемого, передал ему те самые растения. Неприкасаемый вместе с припрятанными зельями прибыл в тюрьму, где передал препараты родственникам министра, объяснив одновременно указанный последним способ их применения. Узники, как и было предписано, помазали растением «нирдживана» глаза. Средство это отличалось сильнейшим снотворным эффектом, вследствие чего все они вскоре валялись на земле, словно мёртвые.

Царь, получив новость о смерти своих недругов, позвал того самого неприкасаемого и повелел ему вывезти тела за город, на поле кремации. Приказание было выполнено: чандала погрузил «трупы» в телегу и доставил куда положено. План Варадхану, таким образом, удался. Следуя указаниям опального министра, неприкасаемый аккуратно сложил их в безопасном месте, после чего туда прибыл Варадхану и приложил к глазам родственников зелье противоположного свойства – приготовленное из растения «сандживана». Спустя некоторое время сознание членов опального семейства прояснилось и они смогли подняться на ноги. Укрыв родственников, Варадхану вновь приступил к поискам Брахмадатты.

Наконец, в глухом лесу он вышел на след принца. В дальнейшем обеим друзьям, благодаря их мудрости и героизму, удалось собрать армию и завоевать немало царств. Кроме того, Брахмадатта женился на нескольких принцессах. Понемногу он расширял своё царство и наконец, одержав решающую победу над Диргхаприштхой, стал чакравартином.

12. Чанакья. В период правления в Паталипутре последнего представителя династии Нанда там же проживал учёный брахман по имени Чанакья. Однажды царь по какому-то поводу разгневался на брахмана и изгнал его из государства¹. Чанакья, переодевшись санньясином, начал странствовать от одного людского обиталища к другому. В конце концов он прибыл в столицу государства Маурьев, где, бродя по улицам, наткнулся на некоего кшатрия, с весьма сумрачным видом сидевшего снаружи своего дома. Брахман с состраданием в голосе осведомился о причине его печали. Воин отвечал: «Дело в том, что у моей жены по причине беременности возникло желание съесть Луну. Как удовлетворить такой каприз – я понятия не имею, а она тем временем слабеет день ото дня, и у меня создаётся впечатление, что скоро вообще умрёт». Чанакья заверил кшатрию, что в ближайшее полнолуние желание его жены будет выполнено.

Далее, найдя за городской стеной подходящее место, брахман соорудил там навес, в верхней части коего проделал круглое отверстие точно вычисленного размера. С наступлением полнолуния туда были приглашены кшатрия с женой. Когда пара вошла, Чанакья поставил на заранее отмеченное место большую тарелку, наполненную прозрачной жидкостью. Немного времени спустя, когда Луна поравнялась с вырезом в материи, её отражение появилось на тарелке. В этот самый момент брахман сказал: «Итак, сестра, вот Луна спустилась в тарелку. Возьми её аккуратно и выпей вместе с жидкостью».

Обрадовавшаяся при виде отражения Луны женщина подняла тарелку и начала пить, а Чанакья тем временем дёрнул спрятанную верёвочку, к коей была привязана занавеска, закрывавшая отверстие в крыше. Закончив пить, женщина вернула тарелку на место, но Луны при этом не обнаружила. Фокус убедил её в том, что она действительно выпила небесное светило. Понемногу состояние жены кшатрия улучшилось и в должный срок она родила сына, названного Чандрагуптой. Со временем этот самый ребёнок превратился в доблестного воина и, свергнув с помощью Чанакьи династию Нанда, объявил себя императором Магадхи. В историю он вошёл как Чандрагупта Маурья. Чанакья был наделён безграничной результативной мудростью.

13. Стхулабхадра. У Нанды, царя Паталипутры, был весьма мудрый и компетентный премьер-министр, которого звали Шакатарой. Последний имел двух сыновей – Стхулабхадру и Шрияку, а также семь дочерей – Якшу, Якшадатту, Бхуту, Бхутадатту, Сену, Вену и Рену. Все дети министра от природы отличались необыкновенной остротой ума, а дочери ещё и фотографической памятью: так, старшая, услышав какую-либо фразу всего лишь раз, могла дословно повторить её, второй было достаточно двух раз, третьей – трёх и т.д. вплоть до седьмой.

И в той же самой Паталипутре проживал брахман по имени Вараручи, влачивший, несмотря на свою учёность, жалкое существование. В служебные обязанности этого брахмана входило, в частности, ежедневное сочинение 108 шлок, прославляющих царя Нанду, – естественно, с декламацией оных перед лицом повелителя. Царь же имел обыкновение по любому поводу советоваться с Шакатарой, и брахманские славословия не были исключением: всякий раз, когда учёный завершал декламацию очередной серии стихов, Нанда обращал вопросительный взор в сторону премьер-министра, ожидая его мнения. Если бы советник одобрил произведения учёного, царь, конечно, наградил бы его, однако Шакатара почему-то хранил гробовое молчание, и брахман неизменно уходил с пустыми руками. По возвращении же домой его ждали ставшие уже традиционными упрёки и насмешки жены: «Если ты не в состоянии ничего заработать, то как же будешь дом-то содержать?» В конце концов терпение Вараручи лопнуло и он, явившись в дом премьера, поведал его жене свою горестную историю. Жалобы брахмана возымели действие: женщина согласилась передать мужу его просьбу.

По возвращении домой Шакатара услышал от жены следующее: «Господин! Учёный Вараручи каждый день сочиняет по 108 шлок, дабы воздать хвалу царю. Действительно ли его поэзия лишена каких-либо достоинств или просто тебе не нравится? А если нравится, то почему бы тебе не похвалить бедного брахмана, чтобы порадовать его?»

Ответ Шакатары был суров: «Да потому, что он гордец и лжец». Жена, однако, продолжала настаивать: «Если всего лишь пара слов похвалы может осчастливить бедного брахмана, то какой вред от этого?» Министр, казалось, оставил возражения супруги без внимания.

На следующий день, когда Вараручи прочитал очередной панегирик царю, Шакатара, припомнив слова жены, неожиданно² произнёс: «Превосходно!» Нанда как будто только этого и ждал: он незамедлительно приказал вознаградить брахмана 108 золотыми монетами. В тот день учёный, наконец, явился домой счастливым.

Однако сразу после его ухода Шакатара заметил: «Ваше Величество! Зря вы отплатили ему золотом: этот человек и не сочиняет вам славословий вовсе – он лишь выдаёт древнюю поэзию за собственную». Удивлённый раджа спросил министра: «А доказательства тому у тебя есть?» Тот отвечал: «Великий царь! Моё утверждение кажется неправдоподобным? Да все те стихи, которые он тут начитывает, я уже целую вечность слышу от собственных дочерей! Если хотите, доказательства будут представлены хоть завтра». «Хорошо», – согласился царь, – «приводи их завтра в собрание».

На другой день министр, как и обещал, привёл во дворец семерых дочерей. Вараручи также прибыл в положенное для него время и, как обычно, приступил к декламации новых стихов. Но не успел он завершить данный процесс, как старшая дочь министра, Якша, по незаметному знаку отца поднялась с места и дословно, буква в букву, повторила всё, что только что услышала от брахмана. Затем Шакатара дал знак второй дочери, которой для запоминания требовалось повторить текст дважды: эта также поднялась и повторила панегирик слово в слово. Так эксперимент был повторён семь раз и раджа в конце концов вроде бы получил доказательство утверждения министра. Раздосадованный, он попросил брахмана во дворец более не являться.

Вараручи, впрочем, не составляло труда понять, что речь здесь идёт ни о чём ином, как о кознях министра, и способ отмщения он придумал немедленно. Будучи немалым хитрецом, брахман принёс на берег Ганга палку, которую установил так, чтобы один её конец был в воде, а другой – над водой. Небольшое нажатие на заранее вычисленное место приводило к тому, что притопленный конец всплывал, чуть-чуть поднимаясь над поверхностью. Ловкий брахман, привязав к концу, находившемуся в воде, мешочек с золотыми монетами, сам уселся на сухой и приступил к распеванию гимнов речной богине. По завершении ритуала он совершил поклон – на самом деле всего лишь для того, чтобы незаметно нажать на упомянутое место, и мешочек, как будто бы подтверждая похвалу богини, появился на поверхности. Заметив, что собравшийся народ выражает восхищение, Вараручи прокомментировал ситуацию следующим образом: «Царь не желает удостоить меня похвалы, но вот, как видите, мать-Ганга оценила моё служение».

Новость распространилась по городу с быстротой молнии. Когда же таковая достигла ушей царя, тот, вызвав премьер-министра, осведомился о его мнении по данному вопросу. Шакатара отвечал: «Не стоит верить людской молве: лучше своими глазами убедиться в том, что там происходит. Если будет Ваша воля, то давайте завтра с утра посетим это место».

С такими словами министр покинул Нанду, а по возвращении домой вызвал к себе одного весьма доверенного человека, которому повелел засесть на ночь в прибрежных зарослях. Дальнейшая его задача состояла в том, чтобы незаметно нырнуть под воду и украсть мешочек с деньгами, когда Вараручи под покровом тьмы явится на место. По прошествии некоторого времени шпион вернулся с добычей.

С наступлением утра брахман снова пришёл на берег и, продекламировав свои гимны, совершил поклон в сторону реки, одновременно пытаясь притопить палку. Увы, на всплывшем конце никакого мешочка обнаружено не было. Брахман в удивлении осматривал место, Шакатара же, стоявший рядом с царём, ехидно заметил: «Уважаемый пандит! Тот мешок, который вы среди ночи спрятали в воде, находится у меня».

Пристыженному публичным разоблачением собственных фокусов Вараручи не оставалось ничего, кроме как удалиться, потупив очи. Гнев и ненависть, однако, не давали покоя брахману, и в конце концов в его голове созрел план по физическому устранению Шакатары. Несколько дней спустя он, передав ученикам написанную им самим шлоку, приказал ходить по городу и распространять её среди народа. Шлока гласила следующее: «Люди, не знаете ли вы, что замышляет Шакатара? Он желает, предав смерти царя Нанду, возвести на львиный трон своего сына Шрияку».

Ученики распространяли поклёп столь усердно, что соответствующий слух не только распространился в народе, но и дошёл до царя, заставив его поверить в то, что заговор действительно имеет место быть. И вот однажды министр, совершая традиционное утреннее приветствие владыки, заметил на лице последнего гримасу гнева. Было ясно, что в голове царя возникли какие-то сомнения.

Озабоченный Шакатара вернулся домой и, вызвав Шрияку, обратился к нему с такими словами: «Сын! Царь Нанда попал в сети клеветы, распространяемой брахманом Вараручи, и гнев его направлен только на меня: похоже, что он может стать причиной гибели всего рода. Поразмыслив над ситуацией и возможными последствиями, я счёл целесообразным принести себя в жертву, дабы обезопасить будущее семьи и укрепить её положение. Давай сделаем так: завтра утром мы вместе являемся во дворец и я в момент совершения поклона царю незаметно принимаю яд. Когда ты заметишь, что царь с гневной миной отворачивается от меня – сию же секунду доставай меч и отсекай мне голову. Обо мне можешь не беспокоиться: яд к тому времени уже окажет своё смертельное воздействие, ты же тем самым войдёшь в число доверенных лиц царя».

На другой день Шрияка в точности выполнил указание отца. Царь, коего столь странная казнь Шакатары повергла в шок, в недоумении обратил взор на сына опального министра: «Шрияка, что это? Ты убил собственного отца».

Шрияка сию же секунду ответил: «Великий царь! Может ли человек, преданный Вам, терпеть тех, на кого Вы держите гнев? Какая польза от него на земле, если один его вид вызывает у Вас отвращение?»

Смерть премьер-министра не особо опечалила Нанду, а вот что касается столь беспрецедентной демонстрации верности со стороны юноши, то это тронуло его до самой глубины души. Благодарный царь предложил Шрияке занять пост отца.

Тот, однако, отклонил предложение: «Ваше Величество! Поскольку у меня есть старший брат, Стхулабхадра, занять этот пост я не могу. Он уже 12 лет как живёт у проститутки Коши, так что если есть Ваша воля, то можете приказать ему явиться сюда. На мой взгляд, именно он и является наиболее подходящей кандидатурой».

Посыльные царя, прибыв в жилище Коши, поставили Стхулабхадру в известность о произошедших событиях, в т.ч. и о приказе Нанды. Когда же юноша предстал перед раджей, тот, указывая на пустое сидение премьер-министра, обратился к нему с такой речью: «Итак, Стхулабхадра, твой отец, премьер-министр Шакатара отошёл в мир иной, поэтому теперь ты можешь занять его место».

Стхулабхадра погрузился в раздумья. Противоречивые мысли переполняли его ум, и без того охваченный горем: с одной стороны, предложение царя звучало заманчиво, однако именно этот человек и был причиной смерти отца. Можно ли полагаться на людей, столь неустойчивых в своём мнении? И, в конце концов, государственные посты и богатство преходящи, так что какая польза от погони за такими благами?

Размышления эти, двигаясь по нарастающей, привели юношу к решению об отречении от мира и он, поблагодарив царя за оказанное доверие, удалился к ачарье Самбхутавиджае и принял от последнего монашеское посвящение. Пост премьер-министра перешёл к Шрияке.

Далее монах Стхулабхадра, странствуя под руководством своего наставника от одной местности к другой, погрузился в изучение агам. Прошло много лет, и вот однажды ачарье Самбхутавиджае представился случай провести в Паталипутре сезон дождей. С ним были четверо наиболее способных учеников. Все они приняли обет провести положенный период затворничества в таких местах, которые предоставляли наиболее благоприятные, на их взгляд, условия для испытания достигнутого ими уровня отречения: один пошёл в пещеру, служившую логовищем льва, другой поселился рядом с норой ядовитой змеи, наводившей страх на окрестных жителей, третий избрал в качестве средства проведения аскезы пребывание на парапете колодца, ну а Стхулабхадра предпочёл отправиться по знакомому адресу – в дом проститутки Коши.

Жрица любви при виде явившегося на порог её дома Стхулабхадры исполнилась пьянящего рассудок блаженства и, поселив бывшего сожителя в комнату, служившую ей  чем-то вроде танцевального зала, предоставила ему все возможные удобства. Монах погрузился в медитацию.

Усилия, приложенные Кошей к тому, чтобы пробудить в аскете плотские страсти, находились на высочайшем уровне искусства соблазнения: всё, чем обладала опытная обольстительница – и природная красота, и танцевальное искусство, было брошено на то, чтобы отвлечь пребывавшего в медитации монаха от его практики. Стхулабхадра, однако, к тому моменту уже слишком хорошо осознал преходящую природу мирских наслаждений, а посему отдавал себе отчёт в том, что в конечном счёте они неизбежно превращаются в длинную череду страданий. Так, вопреки всем усилиям Коши, йогин, твёрдо вставший на путь, ведущий к вечному блаженству, сохранил спокойствие духа, более того, аскеза эта завершилась тем, что энергия покоя, исходившая от умиротворённой медитативной позы монаха, отвратила блудницу от греходеяний. Стхулабхадра дал Коше наставление в дхарме и та, приняв обеты, возвысилась тем самым до уровня шравики.

Когда же муссон подошёл к концу, все четверо вернулись к учителю и, поклонившись ему по очереди, поведали о результатах аскезы. Первых трёх ачарья похвалил такой фразой: «Вы успешно завершили трудную практику», – когда же очередь дошла до Стхулабхадры, оценка была несколько иной: «А ты успешно выполнил крайне тяжёлую практику».

Предпочтение со стороны учителя, оказанное Стхулабхадре, возбудило в его товарищах чувство ревности и те начали подыскивать возможность доказать равноценность своих достижений.

С наступлением следующего сезона дождей таковая предоставилась, и тот самый ученик, который ранее жил в пещере льва обратился к учителю с просьбой позволить ему привести сезон дождей в жилище Коши. Прозорливый ачарья отказался сделать это, что, впрочем, не оказало ни малейшего впечатления на своевольного ученика, решившего отправиться к блуднице во что бы то ни стало. Коша позволила ему остаться в своём доме, однако несколькими днями позже этот монах, оказавшись под чарами красоты хозяйки, благополучно позабыл о своих практиках и, будучи не в силах сдержать плотскую страсть, сообщил блуднице о своём желании. Последнюю, впрочем, такого рода новость отнюдь не обрадовала, и она решила вернуть монаха на путь истинный, прибегнув к хитрости: «Мудрейший, ты же знаешь, что я проститутка. Даже для того, чтобы получить право выразить по отношению ко мне соответствующее желание, ты должен предварительно заплатить 100000 золотых».

Аскет призадумался, но вскоре ответил: «Я монах, отрёкшийся от мира. У меня даже битой раковины нет». Коша предложила выход: «Непальский царь даёт каждому приходящему к нему монаху драгоценную шаль, стоимость которой именно такова. Можешь сходить в Непал и принести её мне».

Обезумевший от похоти человек обычно забывает обо всех различиях между добром и злом и готов на всё. Так и этот монах, позабыв обо всех своих медитациях и дисциплине, ринулся в Непал. Немало трудностей и лишений пришлось ему претерпеть по пути, но цели своей он в конечном счёте достиг: тамошний царь даровал ему шаль. Но, к сожалению, на обратном пути драгоценный подарок отобрали грабители, да и самого аскета поколотили, так что пришлось ему возвращаться и выпрашивать у царя новую, ибо похоть по-прежнему не давала бедняге покоя. Снова, невзирая на все трудности путешествия, он явился к радже и попросил о новом «подаянии». В этот раз монах в целях безопасности спрятал шаль в пустую толстую палку и, благополучно миновав дорожных грабителей, изнурённым и исхудавшим прибыл в дом Коши.

Надеясь на скорейшее исполнение своих плотских желаний, он тут же передал дар в руки блуднице. Увы, та лишь усмехнулась при виде его истощённого тела и, оботря шалью ноги, выбросила её в кучу мусора.

«Коша, ты что сделала?» – воскликнул озадаченный аскет, – «Чтобы заполучить эту шаль, мне пришлось претерпеть такую массу бед, а ты выбросила её в мусор».

Блудница ответила наставническим тоном: «О мудрейший! Я сделала всё это, дабы вернуть тебя на истинный путь, от коего ты отпал. Действительно, эта украшенная драгоценными камнями шаль весьма ценна, но самообуздание, обретённое благодаря неустанной практике, бесценно. Всё счастье и роскошь мира – ничто по сравнению с ним, ты же решил отбросить заработанное тяжким трудом богатство неизмеримой ценности в кучу мусора плотских страстей. Очнись и попытайся проанализировать, почему это вдруг у тебя вновь появилось желание вернуться к тому, что ты ранее оставил как презренное и низменное».

Слова Коши раскрыли глаза монаха. Из его уст как бы непроизвольно выскочило признание: «Действително, аскет Стхулабхадра, благополучно завершивший труднейшую из практик, не имеет себе равных среди монахов! Да, то, что сказал учитель, истинно!»

Снедаемый угрызениями совести от столь постыдного падения, монах вернулся к учителю, где поведал ему обо всём произошедшем и покаялся в грехах. Браня себя и многократно восхваляя Стхулабхадру, он произнёс: «Я поклоняюсь аскету Стхулабхадре, который, несмотря на все соблазны очаровательной, сладострастной блудницы, обильную еду, комфортабельное жилище, здоровое тело, цветущую юность и сезон дождей, одолел бога Каму и своей проповедью утвердил эту блудницу на истинном пути!»

Так, благодаря своей результативной мудрости Стхулабхадра отказался от поста премьер-министра, чувственных наслаждений, богатства и роскоши ради того, чтобы достичь окончательного счастья. Безусловно, этот ачарья достоин высочайшей похвалы.

14. Сундаринанда из Насикапуры. В городе Наскикапура жил богатый ростовщик по имени Нанда. Его жену, отличавшуюся неземной красотой, звали Сундари. Ростовщик был настолько влюблён в неё, что не мог отвести от супруги глаз даже на один миг, за что и получил прозвище «Сундаринанда».

Младший брат этого самого ростовщика, потеряв интерес к мирскому бытию, принял монашество. Когда же до странствовавшего по городам и весям аскета дошли слухи о том, что его брат до такой степени потерял голову по супруге, что забыл обо всём на свете, он решил вернуться в Насикапуру дабы вразумить страдальца. Едва новость о прибытии мудреца распространилась по городу, многие местные жители стеклись к месту его пребывания, движимые желанием послушать наставления в дхарме, Сундаринанда, событие это проигнорировал.

По завершении проповеди монах под предлогом поисков подаяния вышел в город и некоторое время спустя добрался до жилища брата. Узрев собственными глазами, в каком положении находится Нанда, мудрец подумал: «Пожалуй, он так и не избавится от своей страсти, если не найдёт какого-нибудь более серьёзного объекта искушения», – и по небольшом размышлении создал с помощью своей силы трансформации (вайкрия-лабдхи) образ сказочно прекрасной женщины.

«Как она, похожа на Сундари?» – спросил он ростовщика.

«Да что ты, нет!» – отвечал тот, – «Сундари выглядит несравнимо лучше!»

Тогда монах, создав держательницу знания (видьядхари)³, вновь обратился к брату: «А эта как?»

Тот согласился: «Да, вот эта равна Сундари!»

На третий раз монах создал богиню и повторил свой вопрос.

Это, наконец, впечатлило ростовщика: «Действительно, эта гораздо прекрасней Сундари!»

Мудрец изрёк назидательно: «Если ты хотя бы немного будешь практиковать дхарму, то сможешь естественным образом получить множество таких прекрасных богинь!»

Ростовщику не составляло труда понять, в чём заключался смысл наставления брата. Направленность его мыслей понемногу начала меняться, а параллельно уменьшалась и привязанность к жене. Спустя некоторое время он нашёл в себе силы приступить к аскетическим практикам и утвердился тем самым на пути, ведущем к конечному благу души.

Так результативная мудрость монаха избавила его брата-домохозяина от болезненной страсти к чувственным наслаждениям.

15. Ваджрасвами. В городке Тумбавана, что в стране Аванти, жил купеческий сын Дханагири. По молодости он заключил брак с Сунандой, дочерью купца Дханапалы, однако вскоре после начала семейной жизни в его голове зародилось желание отойти от мира и принять монашество. Как только ни пыталась молодая жена удержать супруга от реализации его мечты – и мольбой, и послушанием, но всё тщетно. В конце концов Сунанда забеременела, а в лоно её из небесных миров спустилась некая душа, обладавшая большим запасом благой кармы.

Увы, этот факт никоим образом не изменил намерения Дханагири, более того, едва услышав о беременности жены, он сказал: «Ну, теперь я могу беспрепятственно принять монашество, поскольку если тебе посчастливится родить сына, то появится и опора на остаток жизни, так что не мешай мне более!»

Сунанде не оставалось ничего, кроме как уступить настойчивости мужа и дать согласие на уход в монахи. Дханагири присоединился к общине ачарьи Синхагири, в коей уже состоял Арьясамита, брат Сунанды. Несколько дней спустя вся сангха, ведомая своим ачарьей, оставила Тумбавану и отправилась в странствия.

В должный срок Сунанда родила необыкновенно красивого, сиявшего, как Солнце, сына. Когда же родственники собрались, дабы отметить рождение ребёнка, одна из присутствовавших на торжестве женщин из сострадания, с печалью в голосе произнесла: «Как было бы хорошо, если бы отец этого ребёнка, вместо того, чтобы принимать монашество, остался с семьёй!»

Реплика эта, едва достигнув ушей младенца, сыграла роль катализатора, воскресившего в его уме память о прошлых рождениях. Ребёнок подумал: «Вот, мой отец вступил на путь, ведущий к окончательному благу души. Надо бы и мне придумать какой-нибудь способ, с помощью коего и я смогу избавиться от пут этой сансары, и мать утвердить на пути к освобождению». По небольшом размышлении он решил, что наиболее перспективно в этом отношении орать день и ночь напролёт, к чему он и приступил. Мать и родственники перепробовали все известные способы успокоения детского плача, но никаких признаков эффекта заметно не было. В конце концов эти непрерывные крики начали выводить Сунанду из равновесия.

По стечению обстоятельств как раз в этот момент в Тумбавану вновь прибыл ачарья Синхагири с группой учеников. С приближением времени, отведённого для сбора подаяния, монахи Арьясамита и Дханагири обратились к учителю за разрешением выйти в город. Прозорливый ачарья, заметив благоприятные знаки, дал странное указание, вроде бы входившие в противоречие с установленными правилами монашеской дисциплины: «Сегодня вас ждёт большое приобретение, так что берите в качестве подаяния всё, что дают!»

Так монахи бродили от дома к дому и, в конце концов, появились на пороге жилища Сунанды, где и обнаружили последнюю за тщетными попытками успокоить орущего ребёнка. Аскет Дханагири, произнеся традиционную просьбу о подаянии, протянул чашу. В этот-то момент в голове женщины и промелькнула мысль о том, что неплохо было бы сплавить ребёнка отцу. Взяв сына, она положила его в чашу с таким объяснением своих действий: «О мудрейший! Присмотрел бы ты за своим ребёнком, поскольку мне он уже надоел до такой степени, что сил никаких нет». Родственники, присутствовавшие на месте, в глубоком недоумении взирали на происходящее. Монах же, не говоря ни слова, принял столь странное подаяние и не спеша отправился назад. На этом, однако, чудеса не кончились: как только младенец оказался в чаше для подаяния, крики, ко всеобщему изумлению, прекратились.

По возвращении аскетов к ачарье тот, заметив подозрительно большой и тяжёлый «мешок с подаянием», спросил учеников: «Что это за подаяние вы принесли? Что-то похожее на ваджру!» Дханагири развернул свёрток и положил перед учителем. Приятно удивлённый лучезарным обликом младенца, ачарья произнёс пророчество: «Этому ребёнку предстоит стать опорой учения Победителей. Отныне его именем будет «Ваджра»!»

Ввиду своего младенческого возраста будущий ачарья был передан на попечение женской общины. Так он и рос в местной упашрае, а по мере взросления его экстраординарные интеллектуальные качества проявлялись всё более и более. Спустя несколько лет Сунанда потребовала от общины вернуть ребёнка, на что получила отказ под тем предлогом, что мальчик принадлежит другому лицу. Разочарованная, она вернулась домой и решила выждать какого-нибудь удобного повода для следующей попытки вернуть его. И вот однажды в город вновь явился ачарья Синхагири с учениками. Сунанда, едва её ушей достигла новость о прибытии сангхи, предстала перед ачарьей и вновь потребовала вернуть ребёнка, ну а когда Синхагири ответил отказом, бедной матери не оставалось ничего, кроме обращения к местному царю. Тот, выслушав жалобу и поразмыслив немного, вынес следующее решение: «Давайте поставим с одной стороны от ребёнка мать, а с другой – принявшего монашество отца. К кому пойдёт ребёнок, тот и будет его воспитывать».

На другой день в зале царского собрания, служившем по совместительству и залом суда, были совершены все необходимые приготовления. Сунанда, пришедшая туда с многочисленными игрушками и сладостями, села с одной стороны и, демонстрируя всё это сидящему посередине сыну, звала ребёнка подойти к ней.

Ваджру, однако, посетили мысли иного рода: «Есть только один шанс дать матери стимул к вступлению на путь к освобождению – не подходить к ней, дабы одурманивающая её привязанность ко мне исчезла. Так благо придёт к нам обеим», – и с места он не сдвинулся.

Тогда его отец, монах Дханагири, желая указать верный путь, прочитал такую шлоку: «О Ваджра! Если ты примешь зрелое решение, то будешь держать в своих руках этот раджохаран⁴, служащий признаком практики дхармы и разрушающий власть царя Кармы!»

При таких словах Ваджра немедленно направился в сторону отца и поднял раджохаран, царь же, увидев такое развитие событий, вынес решение о передаче ребёнка ачарье Синхагири. Последний же, испросив формального разрешения общины и царя, прямо на месте посвятил его в монашество.

Произошедшее в корне изменило ход мыслей Сунанды. Купчиха подумала: «Итак, мои брат, муж и сын, разорвав мирские узы, удалились в монашество. Чего мне делать в доме одной?» – и решила обратиться к практике самообуздания, утвердившись тем самым на пути к окончательному благу.

По истечении установленного винаей срока пребывания в городе сангха во главе с ачарьей Синхагири отправилась в дальнейшие странствия. Монах Ваджра оказался весьма способным: когда ачарья давал наставления собравшимся ученикам, он неизменно слушал в глубоком сосредоточении, благодаря чему вскоре освоил содержание всех 12 Анг.

Однажды во время очередной остановки, с коими перемежались странствия общины, ачарье по каким-то делам пришлось выйти из упашраи, прочие же монахи разошлись в поисках подаяния. Монах Ваджра, занятый в отсутствие старших играми, разложил по полу в один ряд монашеские одежды и, усевшись посреди своих воображаемых последователей, приступил к имитации проповеди. А тем временем в упашраю вернулся ачарья Синхагири и, услышав звуки проповеди, заинтересовался, что же там происходит. Подойдя ближе, он прислушался повнимательнее, и узнал голос Ваджры. Стиль наставлений и глубина демонстрируемых ребёнком знаний поразили ачарью до глубины души. Будучи отлично осведомлённым о ценности такого качества, как слушание дхармы, он приблизился к «проповеднику», Ваджра же, заметив приближение учителя, поднялся и, почтительно приветствовав его, сложил вещи на место.

Некоторое время спустя ачарья Синхагири под предлогом необходимости посетить ряд мест отделился от общины на несколько дней, возложив всю ответственность по передаче наставлений на Ваджру. Ожидания учителя оправдались сполна: молодой монах проповедовал настолько непринуждённо и захватывающе, что даже самые тупоумные члены сангхи без труда сумели понять тончайшие тайны агам. Более того, благодаря обращению к пространным комментариям на коренные тексты Ваджре удалось развеять сомнения слушателей по ряду вопросов, освоенных ими по ходу предыдущих занятий. Глубочайшая вера в мудрость Ваджры зародилась в умах коллег и они в смирении внимали его наставлениям.

По возвращении ачарьи монахи сказали ему следующее: «Гурудева! Стиль проповеди монаха Ваджры не имеет себе равных, поэтому просим вас доверить ему эту функцию». Ачарья, обрадованный и удовлетворённый такими речами, ответил: «Я доволен вашей верной оценкой наставлений Ваджры. Единственная цель моего отсутствия в течение последних дней заключалась именно в том, чтобы удостовериться в его достоинствах и компетентности, для чего я и возложил на него обязанности проповедника». Однако отдавая себе отчёт в том, что ни один человек не может быть возведён на пост учителя (вачана-гуру) без формальной передачи знания от другого наставника, ачарья Синхагири поспешил передать монаху Ваджре все прочие имевшиеся у него учения.

Так бродя от деревни к деревне ачарья Синхагири достиг Дашапуры, где до него дошла новость о том, что знаток десяти Пурв (дашапурви) ачарья Бхадрагупта по причине своего преклонного возраста решил остаться на постоянное место жительства в городе Аванти. Синхагири направил ему в услужение, а заодно и ради изучения Пурв, трёх своих учеников, в т.ч. и Ваджру. Последний, смиренно выслушав все необходимые наставления, достиг тем самым статуса дашапурви. В дальнейшем ачарья Синхагири, распознав при помощи своего провидческого дара приближение конца своего земного бытия, назначил Ваджру своим преемником.

В течение своей долгой жизни ачарья Ваджра посетил множество мест и благодаря своей личной энергии, глубочайшим познаниям шастр, а также сверхобычным силам (лабдхи) внёс огромный вклад в дело распространения дхармы. Все его достижения объясняются исключительно влиянием результативной мудрости.

16. Пинок. В некоем городе на трон взошёл молодой царь. Вскоре после этого группа лиц примерно того же возраста, считая его интеллектуальные способности недостаточно зрелыми, а заодно и желая войти в расположение к главе государства, обратилась к нему с такой рекомендацией: «Ваше Величество! Поскольку вы сами молоды, вам следует назначить на руководящие посты столь же молодых людей, поскольку благодаря своей энергии и достоинствам они могут управлять государственными делами более эффективно по сравнению со стариками, неспособными, как естественный результат своих телесных недомоганий, выполнить адекватным образом хоть какую-то задачу».

Однако царь, хоть и был молод, отличался достаточной степенью рассудительности. Желая убедиться в мудрости своих благожелателей, он поставил перед ними такой вопрос: «Какое наказание полагается  тому, кто пнёт меня ногой по голове?»

Молодые люди с готовностью ответили: «Рассечь его на куски!»

Когда же царь предложил тот же самый вопрос старым, умудрённым опытом министрам, те, посовещавшись немного, дали несколько иную рекомендацию: «Ваше Величество! Этому человеку надлежит продемонстрировать всю вашу любовь, а также одарить одеждами и украшениями!»

Лица присутствовавшей молодёжи при таких речах налились краской гнева. Царь, желая умерить их пыл, попросил министров объяснить причины данной рекомендации. Тогда один из пожилых членов совета, поднявшись с места, произнёс: «Ваше Величество! А кто, помимо Вашего сына-младенца, может пнуть Вас в голову? Награда играм малолетнего принца – любовь и подарки, а не наказания!»

Слова министра устыдили юношей, а довольный царь, воздав должную хвалу и наградив членов совета, заметил в адрес явившейся группы: «В государственных делах одной силы не достаточно, мудрость и опыт тоже необходимы».

17. Эмблика лекарственная.. Некий горшечник изготовил из жёлтой глины точную копию плода эмблики лекарственной. На глаза ему попался простовато выглядящий человек и гончар, сочтя его достаточно невежественным, чтобы можно было продать настолько грубую подделку, всучил ему в руки своё изделие. Тот, однако, едва взяв оное, прокомментировал: «Да, это похоже на плод эмблики лекарственной, но что-то этот «фрукт» слишком тяжёл. Да и вообще сейчас не сезон для них». Так благодаря результативной мудрости человек понял, что перед ним подделка и избежал обмана.
18. Драгоценный камень. В лесу жила змея, носившая в своём капюшоне драгоценный камень. По ночам она имела обыкновение влезать на дерево и пожирать там птенцов. Как-то раз во время очередной охоты змея потеряла равновесие и свалилась на землю, камень же застрял где-то среди ветвей. А там же, прямо под деревом, был колодец. Лунный свет, отражаясь от камня, залил всю поверхность воды в нём красным сиянием, и то же самое повторилось с восходом солнца. По утру рядом играл ребёнок, который, из любопытства заглянув внутрь, обнаружил, что вода в нём почему-то красная. Вернувшись домой, он рассказал отцу о колодце со странной водой и привёл его поглядеть на это чудо. Отец, впрочем, обладал достаточным разумом и результативной мудростью, чтобы сообразить, что цвет поверхности объясняется отражением от какого-то красного источника света. Забравшись на дерево, он обнаружил там драгоценный камень, который доставил домой.
19. Змея (история Чандакаушики). Проведя свой первый сезон дождей в деревне Астхика, шраман бхагаван Махавира отправился в город Шветамбика. Путь проходил через две саннивеши (населённый пункт, служивший местом стоянки караванов): Южную Вачалу и Северную Вачалу, соединённые друг с другом двумя разними дорогами, одна из которых была круговой, а другая проходила через ашрам Канакакхала. Когда-то этот ашрам был весьма оживлённым местом, изобиловавшим зеленью, однако к тому времени всё уже было заброшено. Махавира предпочёл этот забытый и трудный путь.

Но не успел Блаженный отдалиться от деревни и на несколько шагов, как местные пастухи окликнули его: «Аскет, не ходи туда: это слишком опасная дорога! Там живёт ужасающая чёрная змея, у которой даже взгляд смертельно ядовит, а от шипения сохнут растения. Иди лучше другим!»

Махавира же в ответ на панические крики пастухов с улыбкой поднял вверх открытую ладонь – жест, символизирующий уверенность, и зашагал дальше. Без малейших колебаний он приблизился к месту, где находилось укрытие змеи. Там, рядом с обиталищем рептилии, стоял полуразвалившийся храм, в тени которого Блаженный и расположился для медитации.

Спустя некоторое время из норы с нагоняющим смертельный страх шипением выползла гигантская чёрная змея. Впервые за многие годы её взор упал, наконец, на человеческое существо. Но что это? Человек сидел с закрытыми глазами, и вся поза его демонстрировала твёрдость и бесстрашие. Змея удивилась. Она посмотрела на Махавиру своими жгучими красными глазами, излучавшими, подобно раскалённому металлическому шару, волны яда. Но ни это, ни ужасающее шипение, казалось, не произвели ни  малейшего эффекта на Блаженного. Несколько раз подряд пыталась змея взять аскета взглядом, но всё безрезультатно.

Такой прискорбный провал взбесил рептилию окончательно: извиваясь кольцами, она подползла к Махавире и, вонзившись своими ядовитыми зубами в большой палец ноги, влила туда весь имевшийся в её горле яд. Увы, результатов не было. Очередная неудача вновь подлила масла в огонь неистовства змеи и та атаковала аскета ещё раз. Но и это было тщетно, более того, неожиданно для самого себя змея заметила, что из нанесённых ею ран вместо крови струится молоко.

Приведённая своей неудачей в полнейшее замешательство, змея погрузилась в раздумья. Когда же гнев животного сменился страхом, Махавира решил, что пришло время вразумить змею. Глубоким и ясным голосом он произнёс: «О Чандакаушика, открой свой внутренний взор! Успокойся и вспомни свои предыдущие рождения! Поднимись над гневом!»

И, едва поймав на себе взгляд Блаженного, змея почувствовала охватывающую её волну неземного покоя. Размышления её шли всё глубже и глубже, наконец ей показалось, что она уже вроде бы слышала где-то слово «Чандакаушика». В этот-то момент в сознании змеи и пробудилось знание прошлых жизней, воскресившее воспоминания о том, что же с ней случилось ранее.

Два воплощения назад он был монахом. Он регулярно проводил месячные посты и питался лишь сухой и грубой пищей. И вот однажды, когда подошло время завершения очередного поста, он вышел на сбор подаяния, сопровождаемый учеником. По пути назад ему под ногу случайно попалась лягушка, которую он и раздавил ненароком. Ученик, однако, заметил это и, поразмыслив, как быть далее, в смирении обратился к аскету: «Учитель, вы по невнимательности раздавили лягушку. Надо бы выполнить покаяние». Монаху почему-то не понравилось замечание ученика и в ответ последний получил выговор.

Далее ученик предпочёл хранить молчание, полагая, что разговоры на ходу неуместны. Так они и вернулись к месту своего пребывания. Вечером, когда подошло время совершения ежедневной пратикраманы, он ещё раз напомнил наставнику об этой необходимости, сочтя, что момент для этого самый что ни на есть подходящий. Но, увы, напоминание это лишило аскета рассудка, и он в ярости набросился на ученика, желая побить его. В упашрае было темно, и монах, будучи не в состоянии разобрать дороги, врезался головой в колонну, да ещё и с такой силой, что его череп раскололся на куски. Ввиду того, что в момент смерти сознание было охвачено гневом, он переродился божеством из группы Джьётишка.

По истечении определённого прежней кармой срока пребывания в божественном мире он вновь родился на земле, на этот раз в теле сына главы того самого ашрама Канакакхала. Там его нарекли Каушикой, однако вскоре, вследствие свирепости нрава, прозвали Чандакаушикой. Как-то раз в ашрам забрело несколько детей из города Шветамби, которые, гуляя по саду, начали срывать высаженные обитателями этого заведения цветы. Чандакаушика предупредил их, что делать это не положено, однако дети оказались из семьи местного царька и предупреждение проигнорировали, более того, начали дразнить Чандакаушику. Последний со злости схватился за топор, но нарушители порядка, будучи более молодыми и проворными, убежали от преследователя. А вот Чандакаушике не повезло: по ходу погони он поскользнулся и свалился в яму, где и умер от потери крови, напоровшись на собственный топор. Поскольку на этот раз степень гнева была весьма интенсивной, следующее его рождение имело место в теле животного – той самой гигантской змеёй со смертоносным взглядом.

Итак, когда воспоминания о событиях предыдущих рождений, словно молния, промелькнули в уме змеи, она сумела, наконец, осознать всю меру последствий крайней степени гнева. Благодаря покаянию её сердце смягчилось, а заодно и пробудилось внутреннее сознание⁵. Припав с успокоенным умом к стопам бхагавана Махавиры, змея мысленно обратилась к нему: «Почтеннейший, с этого момента и до конца своей жизни я не подниму своих глаз ни на кого вообще, а также не буду ни есть, и ни пить!» – после чего мирно засунула свою голову в нору и улеглась.

На другой день местные пастухи из любопытства решили сходить к ашраму и поглядеть, что же там могло произойти. К их вящему удивлению, ещё на расстоянии они заметили аскета, стоящего в одной из медитативных поз, а подойдя ближе, обнаружили, что рядом, засунув голову в нору, лежит та самая змея. Постепенно собралась толпа желающих поглазеть на чудо. Некоторые из пришедших пытались бросать в змею камни и палки, но старейшины попросили их не делать этого: «Нет, это бог змей. Не убивайте его, но поклоняйтесь!» Тогда народ начал предлагать новоявленному богу подношения молока и сладостей. Змея терпела всё это, сохраняя неподвижность. Немного времени спустя на запах сбежались толпы муравьёв, начавших кусать её и поливать своим муравьиным спиртом, однако змея, исполненная решимости очистить грехи предыдущих рождений, терпела боль в течение 15 суток, после чего тело, искусанное и прогрызенное насекомыми, оказалось более непригодным для жизни. По завершении своего земного бытия Чандакаушика родился божеством на небесах Сахасрара-кальпа. Так, благодаря результативной мудрости змея смогла получить более благоприятное рождение.

20. Носорог. Один домохозяин, послушав проповедишраманов, принял обеты мирянина, однако соблюсти их в должной мере не сумел. Позже его настигла какая-то болезнь, в результате коей он и скончался, так и не искупив свои грехи. Плодом его отпадения от практики дхармы было перерождение носорогом в лесу. Характер животного оказался ужасно свирепым: носорог убивал всех, кто попадался ему на глаза, в т.ч. и людей, имевших несчастье зайти в зону его жизнедеятельности.

Однажды через тот лес проходил монах. Как уже повелось, носорог, едва заметив человека, бросился в атаку, но огненная аура аскезы и ненасилия, практиковавшихся тем мудрецом, остановили животное – оно просто не смогло приблизиться к аскету. Убедившись, что цели своей достичь ему явно не удастся, носорог погрузился в раздумья о причинах своего бессилия. Понемногу его гнев улёгся, а параллельно, благодаря разрушению-с-успокоением кармы, появились признаки знания прошлых воплощений. Поняв, что же произошло с ним в предыдущем рождении, он исполнился печали. Сей же миг носорог покаялся в грехах и, приняв обет поста до полного истощения (санлекхана), направил свой ум в чистое русло. Следующее его рождение имело место в божественном мире. Здесь, как и в предыдущем примере, результативная мудрость стала причиной избавления от дурной участи и перехода в благую.

21. Разрушение ступы.Принцы Куника и Вихалла, о которых пойдёт речь в этой истории, были сыновьями царя Шреники. Ещё при жизни царь завещал второму слона Сечанаку, а также ожерелье Ванкачуда, трон же перешёл к первому.

В дальнейшем у принца Вихаллы появилась привычка каждый день ездить на этом самом слоне к Гангу и там предаваться водным играм со своим гаремом, в частности, одним из любимых номеров Сечанаки было взять какую-нибудь принцессу хоботом и посадить куда-нибудь к её вящей радости. Подданные нахваливали Вихаллу и его жён, комментируя ситуацию в таком духе, что именно этому принцу и досталась возможность наслаждаться подлинными благами царского бытия.

Когда народная молва достигла ушей царицы Падмавати, жены Куники, та, воспылав огнём ревности к соперницам, заявила мужу: «Если слон Сечанака и это знаменитое ожерелье не перейдут ко мне, то мой статус царицы можно считать номинальным. Любой ценой ты  должен завладеть обеими и передать их мне!» Поначалу Куника не обращал никакого внимания на капризы жены, однако ввиду того, что требования эти становились всё более настойчивыми, в конечном счёте выразил согласие выполнить оные. Явившись к брату, он попросил последнего отдать ему эти регалии, на что тот резонно возразил: «Ну, если ты желаешь получить их, то тебе придётся поделиться со мной положенной долей царства». Куника, оказавшийся морально неготовым к такому варианту, начал обдумывать планы силового изъятия регалий, однако прежде, чем он смог осуществить таковые, информация о заговоре стала достоянием гласности, и Вихалла, прихватив гарем, слона и ожерелье, поспешил удалиться в город Вайшали, в коем на тот момент царствовал его дед по матери, раджа Четака.

Куника, взбешённый такой реакцией брата, отправил к Четаке гонца с нижеследующим ультиматумом: «Поскольку всё лучшее в царстве является собственностью царя, вам надлежит выслать обратно как ожерелье со слоном, так и принца Вихаллу, в противном случае будьте готовы к войне».

Царь Четака, однако, не относился к числу обычных вассалов или феодалов: он был известен как великий полководец и справедливый судья. Гонцу он передал следующее послание: «Вы оба, Куника и Вихалла, в равной мере являетесь моими внуками. Царь Шреника при жизни завещал слона и ожерелье принцу Вихалле, что и служит основанием для права владения таковыми. Если же Куника желает получить их в свою собственность, то ему придётся поделиться с Вихаллой половиной царства. В случае же своего отказа выполнить данное условие и желания разрешить спор на поле битвы он должен иметь в виду, что к войне готов и я».

Гонец передал Кунике ответ деда буквально, слово в слово. Гнев царя не знал границ: не теряя ни дня, Кунака в компании с прочими своими братьями, включая и Калакумару, созвал огромную армию, которая немедленно совершила бросок к Вайшали. Четака, впрочем, тоже не терял времени даром: объединившись с союзными ему царями, а также уже существовавшими в ту пору в Индии государствами республиканского типа, он выдвинулся навстречу противнику.

Потери обеих сторон в последовавшей битве исчислялись многими тысячами, однако спора она так и не разрешила, поскольку Четака, хоть и потерпел поражение на поле битвы, сумел вместе с остатками своих армий укрыться за стенами Вайшали. Попытки штурма крепости с различных направлений, предпринятые войсками Куники, каким бы то ни было успехом не увенчались. Так бы и продолжалась эта война на истощение, если бы не довелось Кунике услышать неотождествлённый голос с небес: «Когда аскет по имени Кулабалака попадёт в сети проститутки Магадхики, царь Куника сможет разрушить и подчинить город Вайшали, следуя указанному аскетом методу».

Царь, конечно, был более чем удивлён услышанным с неба пророчеством, но, тем не менее, принял его к сведению и дал своим приближённым повеление разыскать проститутку Магадхику. Царская агентура выполнила указание: проститутка была обнаружена и доставлена к Кунике. Последний посвятил жрицу любви в свои замысли и та сию же минуту отправилась на поиски аскета Кулабалаки.

Кулабалака, хоть и принадлежал формально к шраманам, отличался крайней раздражительным, да и вообще порочным характером. В своё время, когда он ещё жил с учителем, у него была тенденция к превратному пониманию абсолютно всех речей наставника и постоянным вспышкам ярости в его адрес. Завершилось его ученичество попыткой убийства мастера: как-то раз, двигаясь с ним по каменистой горной тропе, Кулабалака разозлился по какому-то поводу и, желая разобраться наконец со своим гуру, схватил с дороги большой увесистый булыжник и запустил тому в голову. Учитель, впрочем, вовремя заметил сию выходку подопечного и сумел отскочить в сторону. Будучи неспособным сдержать ответный гнев, мастер изрёк проклятие: «Подлец! Ты деградировал до такой степени, что решился на постыдное деяние убийства! Ну что, иди своей дорогой! Женщина станет причиной твоего падения!»

Увы, действовать вопреки указаниям учителя и пытаться любыми способами доказать ложность таковых – это была натура Кулабалаки. То же самое произошло и в этот раз: желая продемонстрировать хотя бы самому себе ложность предсказания гуру, аскет удалился в безлюдное место и, усевшись на берегу реки в медитативную позу, приступил к проведению аскезы. Даже за пищей в близлежащую деревню аскет не ходил: бывало. проходившие мимо его жилища местные жители и доставляли йогину что-нибудь съестное, ну а если не было никакого подаяния, то обходился без еды вообще. Однажды на реке случилось сильное наводнение, и отшельник из страха быть унесённым течением уже решил было покинуть своё обиталище, но сила его суровейшей аскезы была такова, что поток как бы естественным образом повернул вспять. Как результат сего экстраординарного события, народ начал восхвалять имя Кулабалаки.

Проститутка Магадхика, установив первым делом точное местонахождение аскета, переоделась шравикой (мирянкой, соблюдающей обеты) и поселилась поблизости, на берегу той же самой реки. Спустя некоторое время имитацией преданного служения и, в частности, исправным подношением пищи, ей удалось произвести необходимое впечатление на Кулабалаку. Наконец, когда отшельник сам явился к жилищу проститутки за пищей, та решила, что подходящий момент для принятия дальнейших мер настал и подмешала в еду сильнодействующее слабительное. Подумав по незнанию, что с ним случилась дизентерия, аскет дозволил женщине обслуживание своих телесных нужд. Проститутка непрерывными прикосновениями к его телу вывела ум монаха из равновесия и, решив, что теперь его ментальное состояние созрело в достаточной для выполнения поставленной задачи степени, доставила Кулабалаку к царю.

В свою очередь Куника, радушно приняв аскета, обратился к последнему с откровенным вопросом: «Город Вайшали ввиду масштабности его укреплений кажется неприступным. Не можешь ли ты подсказать способ прорыва его обороны?»

Кулабалака по небольшом размышлении ответил: «Великий царь! Я, переодевшись астрологом, проникну в город. Далее вы должны наблюдать за появлением знаков на стене: когда наступит подходящий момент, я вывешу кусок белой ткани. Как только увидите его, отведите войско на некоторое расстояние от города, имитируя отступление – это поможет местным жителям обрести веру в мои слова».

Заручившись согласием царя, аскет Кулабалака, как и обещал, переоделся астрологом и без проблем проник в осаждённый город. Местная знать при появлении нового прорицателя поспешила задать ему самый что ни на есть животрепещущий вопрос: «Почтеннейший! Вы видите, что царь Куника осадил наш город. Можете ли вы подсказать способ выхода из этого положения?» А Кулабалака благодаря своим сверхобычным силам, обретённым в процессе аскетической практики, уже знал, что причина неприступности городских укреплений кроется во влиянии одной из местных ступ, соответственно, если разрушить оную, то прорыв линии обороны не будет представлять никаких затруднений. Реализуя царский план, аскет дал горожанам предательский совет: «Братья! Причина ваших бед кроется в том месте, где стоит ступа, так что до тех пор, пока таковая не снесена, избавиться от них вы не сможете. Когда разрушите её, Куника повернёт назад».

Простодушные защитники города попались-таки на удочку «прорицателя» и приступили к разрушению святыни. Аскет же, едва заметив начало этого процесса, забрался на стену и, как и было обусловлено, вывесил там кусок белой ткани. Куника при виде знака немедленно отдал приказ об отступлении, а Кулабалака, дабы укрепить веру горожан, обратился к последним с такой речью: «Вот смотрите: едва вы начали разрушать ступу, как войско Куники повернуло назад!» Картина происходящего у них на глазах отступления неприятеля ещё более воодушевила горожан, и разрушение продолжилось ускоренными темпами. Спустя немного времени вся ступа была сровнена с землёй, а одновременно прекратилось и её божественное охранительное влияние. Куника только и ждал этого момента: двинув войско на решающий штурм, он без особого труда прорвал все линии обороны и овладел городом.

Данная история служит иллюстрацией неблагого использования результативной мудрости: проститутка, со своей стороны, направила оную на совращение аскета, что стало причиной его падения, Кулабалака же употребил ту же самую мудрость на разрушение защищавшей город ступы.

На этом заканчивается обсуждение независимого от слушания знания, получаемого посредством чувств.

• ¹ А.К. Рой в «Истории джайнизма» приводит краткое изложение этой истории: «Чанакья был сыном брахмана Чанина, преданного джайна. За неприемлемо дерзкое поведение его выгнали из числа придворных девятого Нанды, на что он был сильно обижен и желал отмщения. Встретив Чандрагупту, он побудил его к нападению на Паталипутру, столицу потомков Нанды. Но каждый раз, когда Чандрагупта пытался сделать это, он терпел поражение. Тогда Чанакья предложил ему сначала подчинить отдалённые города. Один из этих городов сопротивлялся весьма решительно, а Чанакья знал, что он находится под защитой идола. Позже Чандрагупта всё-таки подчинил этот город. Так, один за другим Чандрагупта захватил все отдалённые города и, наконец, смог взять Паталипутру, где он взошёл на трон. Это случилось через 155 лет после нирваны Махавиры». См. А.К. Рой, «История джайнизма», электронная версия www.jainworld.com.
• ² Наречие «барбас» может означать как «неожиданно», так и «невольно»; возможно, в данной ситуация обыгрывается двойственность его значения.
• ³ 16 богинь магических сил.
• ⁴ Кисть для удаления насекомых.
• ⁵ «Анташчетана» – перевод буквальный. Значение термина автор не уточняет.